Своеобразие человека и власть
26 апреля, 2019
АВТОР: Юрий Денисов
Преамбула
Чем же ценно своеобразие и народа, и человека?
Отвечу воображаемой ситуацией: встречаются два во всех отношениях одинаковых клона. Чем они могут быть интересны друг другу? Чем они могут взаимно обогатить свои умы и души? Ясно, ничем. О том же самом можно сказать по-другому: роскошь общения возможна только при условии, что собеседники богаты собственным умом и душой.
Я начну разговор с темы национальной культуры стран христианского Запада, а затем перейду к основной теме этого очерка — своеобразии человека при различных типах власти над ним. Прошу принять во внимание: в данном контексте слова «своеобразие» и «особость» — синонимы. Так вот, мысль о своей особости могла появиться у племени только при соприкосновении с другим этносом (этносами).
Изначальная примитивная цельность культуры племени в ходе исторического развития усложнялась и разнообразилась. Появилась субкультура классов, сословий, профессиональных сообществ и т. п. В итоге они составляли национальную культуру.
Определение понятий
Для адекватного понимания дальнейшего изложения необходимо определение терминов в контексте моей темы.
Итак:«Индивид — человек как одиночное природное существо, представитель вида Homo Sapiens». («Краткий психологический словарь, М.1985»).
В том же словаре:
«Индивидуальность — человек, характеризуемый со стороны своих социально значимых отличий от других людей; своеобразие психики и личности индивида, её неповторимость. Индивидуальность проявляется в чертах темперамента, характера, в специфике интересов… и интеллекта, потребностей и способностей индивида».
А что представляет собою личность? В моём понимании личность отличается от других людей тем, что её высшие ценности, её сверхценности — духовны. Иначе говоря, они не только выходят за пределы тварной природы человека, но и возвышаются над ней.
Вот несколько примеров сверхценностей: альтруизм, стремление к творчеству, любовь к свободе. Есть фундаментальные, всенепременные свойства, без которых человек не является личностью.
Это самостоятельность восприятия, мышления, чувств, а также этических и эстетических оценок. Эти и другие духовные сверхценности подобны башне донжон в средневековой крепости — личность отстаивает их до самой последней возможности. Презреть угрозу смерти своей и своих близких, выдержать пытки способны только считанные единицы, которых мы называем героями и преклоняемся перед ними. Ведь они преодолели наши самые глубокие и самые сильные инстинкты. Соотношение доброго и злого начала в одной и той же душе может меняться в зависимости от возраста и жизненной ситуации.
Если говорить о людях добра, то при прочих равных условиях в моих глазах милосердный веротерпимый атеист нравственно выше столь же терпимого христианина.
Ведь атеист не надеется в награду за свои добродеяния получить вечное райское блаженство и не страшится вечных адских мук в наказание за свои прегрешения. К тому же он лишён молитвенной помощи свыше. Есть личности, в которых добро и зло обладают большой силой, яркостью и разнообразием проявлений. И есть другие индивиды, в которых и добро и зло выражены слабо и вяло.
В истории встречаются личности предельно сатанинские и предельно ангельские.
Всем известны Сталин и Гитлер, с одной стороны, и святые Сергий и Серафим, с другой.
Достаточно сравнить определения индивидуальности и личности, чтобы убедиться: личность социально значимей индивидуальности. Всякая личность — это всегда индивидуальность. А вот индивидуальность — это далеко не всегда личность. Поэтому-то говорят о роли именно личности в истории. Ну, а что такое безличность? Это «отсутствие своеобразия, недостаток индивидуальных черт». «Безличный — лишённый своеобразия». (Толковый словарь русского языка под редакцией Д.Н. Ушакова. М. 1940)
И ещё семантически близкие слова. «Заурядный — ничем не выделяющийся, обыкновенный, посредственный». Эти два эпитета хорошо сочетаются с существительным «обыватель».
«Обыватель — человек, лишённый общественного кругозора, живущий мелкими, личными интересами».
Именно обыватели составляют преобладающее большинство при авторитарных режимах, да и при демократических тоже. «Верноподданные» — выразительнее не скажешь!
Влияние властителей на культуру
Обыватели, личности, индивидуалисты, субкультуры и культуры пребывали и пребывают под той или иной властью, при том или ином политическом режиме, испытывая на себе их влияние, слабое или сильное, а нередко и грубое насильническое давление. Такого рода давление характерно для самовластия, политического режима, существовавшего в глубокой древности и всё ещё живого. Словарь Д.Н. Ушакова так характеризует любого монарха: «облечённый единоличной неограниченной властью».
Думаю, в этом вся суть и диктатора, и тирана, и деспота, и самодержца.
Соответствующие им режимы различались объёмом власти и мерой жестокости по отношению к подданным.
У самовластия множество имён: деспотизм, тирания, княжение, монархия, самодержавие, абсолютизм, автократия, тоталитаризм, фашизм.
Для всех разновидностей самовластия существенно и характерно одно — этносом и его культурой управляет один человек, стоящий на самой вершине социальной пирамиды. И этот человек всегда и неизменно — яркая и сильная личность, будь она благой или погибельной. Вспомним для примера, что слабовольные Фёдор Иоаннович и брат Петра I Иван, хоть и держали в руках скипетр, царями стать не смогли. Недаром же, говоря о роли личности в истории, имеют в виду прежде всего волевых властителей! Их интересы, их предпочтения и моральные качества во многом определяли характер культуры и участь личностей.
Произнося слово «культура», имеют в виду, как правило, прежде всего искусство во всех его видах и всю гуманитарную сферу. Конечно, сказанное вовсе не означает умаления значимости других субкультур — бытовой, технической и т. п.
Культура народа, по моему мнению, достигала своего апогея, когда в стране создавались условия для развития индивидуальностей и личностей.
Разумеется, ярчайший тому пример — итальянский Ренессанс. Флоренцией фактически правили Медичи, богатейшие банкиры, но главенствующей пафос их деятельности — не деньгомания, а покровительство искусствам и культивирование ярких образованных индивидуальностей.
Настоящий расцвет литературы, изобразительного искусства и музыки наблюдался в республиканской президентской Франции в незабываемую «Прекрасную эпоху». (Около 40 лет, предшествующих Первой мировой войне.) «Жёсткой» тогдашнюю власть никак не назовёшь.
Царский режим времён Николая II был не очень-то жесток даже к его ниспровергателям, за исключением убийц-террористов. После принятия в 1906 г. Первой конституции, заметно ограничившей власть царя, и учреждения Государственной Думы русское искусство и промышленность развивались с невиданным размахом. И сейчас дух захватывает от огромного разнообразия выдающихся талантов и колоритнейших личностей «Серебряного века».
В эти три замечательных эпохи в Италии, Франции и России власти не вмешивались в жизнь законопослушного человека и не пытались перекраивать его природу по идеологическим лекалам.
Каков поп, таков приход
А что же происходит с людьми при более или менее жёстком давлении на них со стороны власти?
Показательно сопоставление внутренней жизни образованных людей в царствование Александра I, с одной стороны, и Николая I, с другой. И Александр I, и Николай I — личности ярко своеобразные.
При многодумном, многосложном и относительно либеральном Александре мы видим множество думающих индивидуальностей и героических личностей.
Мемуаристы отмечают: с воцарением его младшего брата такие люди как-то стушевались. Вольнодумства как не бывало!
Чацкий горестно удаляется из Москвы в глушь. Свободомыслие объявляется безумием, а Чаадаев соответственно сумасшедшим.
Где же яркие персонажи предыдущей эпохи? Физически они остались и в николаевской России, но очень стушевались; ведь самостоятельные натуры были не в чести у нового царя. И сам Николай I и его присные не безосновательно опасались, что яркая индивидуальность не очень-то далека от вольнодумства. Ради житейского благополучия и во избежание остракизма былые индивидуальности во мгновение ока в массовом порядке превратились в законченных молчалиных. Это был полный отказ от собственной индивидуальности.
«Жёсткий» авторитаризм — это режим массовой безликости.
Безликий, увы, обделён самой природой: нет у него ни оригинального характера, ни ярких способностей, ни самостийного ума. Такой серый человек — это мягкий пластилин, легко поддающийся господствующей пропаганде, это самый удобный человеческий тип для любого самовластия. Именно такие люди составляют послушное большинство.
Вместе с Николаем I в России воцарилась серая скука — вкупе с чинопочитанием и подобострастием.
А какова судьба личностей? Оказалось, что было их крайне мало. Скорее всего, эти единицы, сохраняя свои убеждения и свободу мысли, ушли во внутреннюю эмиграцию.
Чуждые массовым раболепным нравам, они-то и стали «лишними людьми». Равных себе они, как правило, не находили. Такая невольная замкнутость не могла не сказаться болезненно на их натурах и поведении среди современников. Они были рождены для творчества жизни, а не для тупого рабского послушания. И как тут не вспомнить образ Печорина?! Ему можно предъявить некоторые существенные этические претензии, но заподозрить в конформизме невозможно.
О конформизме
Конформизм — явление не столь простое, как его представляют словари. Там во множестве определений этого феномена главенствует — и по праву — одно существительное — приспособленчество. Там можно узнать, к чему именно люди приспосабливаются. Но нет ни слова о том, какого типа индивиды, почему, зачем и каким образом приспосабливаются. Кроме того, в этих определениях конформизм представляется как некая константа: приспособленчество — и всё тут! А ведь в реальности и его содержание, и его мера весьма изменчивы!
Как приспосабливается безличность? Да легче лёгкого абсолютно при любом политическом режиме! Так вода принимает форму любого сосуда, куда её нальют.
А вот колоритному индивиду приспосабливаться — дело не такое уж простое. Ведь он с детства наделён своеобразным характером, теми или иными дарованиями и собственным взглядом на жизнь. У него своя манера поведения и речи. Своеобразному человеку жаль терять свои отличительные свойства. Он теряет их в тем большем числе и тем более значимые, чем жёстче требования среды. Одно дело отучить себя от интеллигентной речи и совсем другое — сначала утаивать, а затем отказаться от собственных социально-политических взглядов.
То есть мера конформизма бывает самой различной. Крайняя степень — это отказ от всей своей индивидуальности и её утрата.
«Не такого, как все» недолюбливает коллектив и опасается начальство. А оно может запросто перекрыть карьерный кран, а значит низвести к минимуму материальное благополучие, о значимости которого не приходится спорить. Но мало кто сознаёт огромную значимость душевного комфорта. Быть жертвой остракизма, преследований начальства и плохо скрываемой враждебности окружающих — это тяжкое испытание для психики. Такое выдержит далеко не каждый. Это объясняет, откуда и почему возникает конформизм.
Чем дороже человеку его своеобразие, тем неохотнее он расстаётся с ним. И чем сильнее давление власти, тем меньше своеобразия остаётся у конформизма. Конформизм — это состояние переходное от своеобразия до безличности и безликости. То есть конформизм — величина переменная. Однако у конформизма есть не только причины, но и внутренняя цель.
Ради чего индивидуальность превращает себя в безличность? Ради чего человек отказывается от ярких красок своей натуры? Ответ известен: ради житейских, материальных и социальных благ. Но есть ещё один ответ, осознаваемый далеко не каждым: ради душевного комфорта. Для преобладающего большинства это такая же сверхценность, как житейские блага. Ведь так легко и приятно быть в согласии со всеми и во всём!
Но к настоящим личностям это не относится. Им-то как раз нелегко и неприятно быть в согласии со всеми и во всём!
Этим-то и отличается внутренняя эмиграция личности от конформизма. Впадая в конформизм, личность перестаёт быть таковой. Для личности житейские блага тоже ценность, но только не сверх ценность. Для нее сверхценности — это свобода собственных мыслей и чувств, личностные фундаментальные убеждения и чистота гражданской совести. Личность тоже со скрипом под страхом смерти и мучений приспосабливается к среде, неизбежно убавляя при этом собственное своеобразие, свою индивидуальность. Но лишь до той черты, за которой начинается отказ от своих духовных сверхценностей. Личность не продаст свою душу ни за роскошное авто, или за фешенебельные особняки, ни за сказочные деньги.
Все названные выше свойства личности и в первую очередь самостоятельность восприятия и суждений определяют взаимонеприятие, а точнее, взаимовраждебность личности и диктаторской власти. Ведь такая власть насаждает не только единомыслие, но и одинаковость чувств, манеры поведения, а иногда даже унификацию одежды. Для эпохи Николая Первого была характерна любовь к мундирам и великое множество их.
Забавно вспомнить полувоенные френчи послевоенных советских начальников, подражающих своему вождю. А люди независимых взглядов нарушают однообразную красивость строя верноподданных… Хуже того: они нарушают тотальное одинокомыслие и тотальную покорность.
Поэтому-то диктаторские режимы стремятся или физически уничтожить таких людей или сломить в них личностное начало и тем самым лишить всякого самоуважения Чтобы избежать насилия власти, личность уходит во внутреннюю эмиграцию.
Вот характерный пример. Один известный талантливый поэт узнал, в какой день в Центральном Доме Литераторов состоится судилище писателей над Леонидом Пастернаком и будет составлено пасквильное письмо в его адрес со многими громкими подписями. Поэт, человек нездоровый, запасся больничным листом и на судилище не явился. Так он перехитрил насильника по имени КПСС и не запятнал свою совесть.
Безличность власти и безличность индивида
До сих пор шла речь о самовластии, носившем подчеркнуто личностный характер.
А во второй половине 18 века возникшая в Англии промышленная революция положила начало власти экономической , которая не ставила себе основной и прямой целью обезличивать работников, но в качестве побочного результата обезличивала их.
Для этой власти показателен образ конвейера в «Новых временах» Чарли Чаплина:
«Ничего личного — только прибыль!».
Если экономическая власть — это прямое или косвенное принуждение, то власть цифровизации — это соблазн, это прельщение. Эта власть основана на присущей человеку и животному жажде наслаждения. Наркотическое воздействие интернета и всяческих гаджетов уже давно установлено психологами.
Эти две глобального масштаба власти неизбежно стандартизируют почти все стороны жизни охваченных ими стран.
Прибыли и сверхприбыли стали сверхценностью не только для хозяев корпораций, но и для их служащих. Деньгомания разрослась до масштабов эпидемии. А любая одержимость основательно сужает внутренний мир человека. Мало того!
Корпоративные требования подгоняют всех под единый жесткий этикет, облачают в одинаковую одежду, навязывают одинаковые манеры. Что уж говорить об очень жестких требованиях корпоративной дисциплины, похожей на армейскую! Самоцензура доводит дело до одинакового образа мыслей и устремлений, как правило, карьерных, у сотен тысяч людей. Всё и вся подгоняется под пресловутый «формат», всё подчиняется стандарту. Подобный корпоративный диктат порождает конформизм в таком же изобилии, в каком порождает его политический тоталитаризм. Своеобразие уже давно не в цене.
Оно подозрительно и чревато:
«Сегодня он танцует джаз, а завтра Родину продаст».
Национальные особенности и современность
Этнические особенности в повседневном быту пока еще живут в далеких странах Азии и Африки.
Что же касается стран западной цивилизации, то их национальное своеобразие сдано в музеи.
Однако в этих же странах набирает силу национализм. Многие видят в нем протест против глобализации, против переизбытка иммигрантов, чья культура глубоко чужда европейской. У многих европейцев еще живет стремление сохранить свою национальную самобытность.
А как обстоят с этим дела у нас на Родине? Здесь по несколько раз в день изо всех СМИ (за 2-3 исключениями) звучат громкие слова «особый путь» и «патриотизм». Звучат демагогически. Ведь что происходит на самом деле?
В первую очередь напомню, что основа основ национальной идентичности — это родной язык. А в последние два-три десятилетия и в быту, и в интернете, и на ТВ речь переизобилует не переваренными, не обрусевшими англицизмами и столь же бесчисленными «родными» языковыми уродствами. Сногшибательными иллюстрациями могут послужить московские вывески. Даже на культуртрегерском Радио «Книга» слышишь такие дикие ударения, что невольно вздрагиваешь.
А как поживает в столице России русская еда? Найти ее здесь приезжему не так-то просто. Общепит заполнен вездесущим американским Макдональдом и азиатскими «забегаловками», кафе и ресторанами.
Поют ли за праздничными столами русские народные и талантливые советские песни?! Я лично давно такого не слышал.
Где русская национальная одежда? Вместо нее всюду видишь джинсы в нарочных дырках. Косоворотки и сугубо русские блюда можно увидеть скорее всего в музейных суздалях. Зато по-прежнему процветает национальный алкоголизм.
Ввиду преступности былое русское гостеприимство уступило место наглухо закрытым стальным дверям.
А часто ли встретишь доброту и милосердие, которые когда- то были столь присущи русским людям? Теперь сами слова «доброта» и «милосердие» исчезли из повседневной речи.
Кстати сказать, социальной психологии давно пора заняться темой разницы во нравах в России дореволюционной, советской и послесоюзной. И не только во нравах, но и в жизненном укладе в целом.
Под занавес
Думаю, проблема, затронутая в этом абрисном очерке, одна из важнейших мировых проблем. Обезличивание — это расчеловечивание, стандартизация всего и всех, то есть планетарная энтропия. Она захватывает все больше территорий, все большее число людей.
И это одна из технологий, которые реализуют иррациональную и неодолимую тягу к изживанию человечности во всём человечестве…